Но, старый враг, не дремлет сатана!
Услышал он, шатаясь в белом свете,
Что бог имел еврейку на примете,
Красавицу, которая должна
Спасти наш род от вечной
муки ада.
Лукавому великая досада —
Хлопочет он. Всевышний между тем
На небесах сидел в уныньи сладком,
Весь мир забыл, не правил он ничем —
И без него всё шло своим порядком.
Неточные совпадения
— Когда изгоняемый из рая
Адам оглянулся на древо познания, он увидал, что бог уже погубил древо: оно засохло. «И се диавол приступи Адамови и рече: чадо отринутое, не имаши путя инаго, яко на
муку земную. И повлек Адама во
ад земный и показа ему вся прелесть и вся скверну, их же сотвориша семя Адамово». На эту тему мадьяр Имре Мадач весьма значительную вещь написал. Так вот как надо понимать, Лидочка, а вы…
Кончается тем, что она вымаливает у Бога остановку
мук на всякий год от Великой Пятницы до Троицына дня, а грешники из
ада тут же благодарят Господа и вопиют к нему: «Прав ты, Господи, что так судил».
Богоматерь посещает
ад, и руководит ее «по
мукам» архангел Михаил.
Окончательная победа Бога над силами
ада не может быть разделением на два царства, Божье и диавольское, спасенных и обреченных на вечную
муку, оно может быть лишь единым царством.
Попреки, унижения, подруга мальчишки, который уж и теперь тяготится ее любовью, а как женится — тотчас же начнет ее не уважать, обижать, унижать; в то же время сила страсти с ее стороны, по мере охлаждения с другой; ревность,
муки,
ад, развод, может быть, само преступление… нет, Ваня!
Это не только
мука, но целый душевный
ад.
Я вижу, что она сама вся трясется от ревнивой
муки, и думаю: дай я ее не страхом
ада, а сладким воспоминанием от этих мыслей отведу, и говорю...
«Мила еще, видно, и исполнена таинственных страхов жизнь для этих людей, а я уж в суеверы не гожусь, чертей и
ада не страшусь и с удовольствием теперь попал бы под нож какому-нибудь дорожному удальцу, чтоб избавиться, наконец, от этих адских
мук», — подумал он и на последней мысли окончательно заснул.
— Пёс его знает. Нет, в бога он, пожалуй, веровал, а вот людей — не признавал. Замотал он меня — то адовыми
муками стращает, то сам в
ад гонит и себя и всех; пьянство, и смехи, и распутство, и страшенный слёзный вопль — всё у него в хороводе. Потом пареной калины объелся, подох в одночасье. Ну, подох он, я другого искать — и нашёл: сидит на Ветлуге в глухой деревеньке, бормочет. Прислушался, вижу — мне годится! Что же, говорю, дедушка, нашёл ты клад, истинное слово, а от людей прячешь, али это не грех?
Только здесь не грешных, а праведников видел я: желают они разрушить
ад на земле, чего ради и готовы спокойно приять все
муки.
— Не доходна до Бога молитва за такую! — сурово ответила ей Платонида. — Теперь в
аду бесы пляшут, радуются… Видала на иконе Страшного суда, какое мученье за твой грех уготовано?.. Видала?.. Слушай: «Не еже зде мучитися люто, но о́на вечна
мука страшна есть и самим бесом трепетна…» Готовят тебе крюки каленые!..
Оправясь от болезни, Матренушка твердо решилась исполнить данный обет. Верила, что этим только обетом избавилась она от страшных
мук, от грозившей смерти, от адских мучений, которые так щедро сулила ей мать Платонида. Чтение Книги о старчестве, патериков и Лимонаря окончательно утвердили ее в решимости посвятить себя Богу и суровыми подвигами иночества умилосердить прогневанного ее грехопадением Господа…
Ад и
муки его не выходили из ее памяти…
Учение о перевоплощении для многих ценно именно как средство справиться с вечностью
мук, устранить
ад из мироздания.
Воплотившийся Бог до конца разделил судьбу испорченного грехом мира и человека, до крестной
муки и смерти [«На землю сшел еси, да спасеши Адама, и на земли не обрет сего, Владыко, даже до
ада снизшел, еси ищай» (Утреня Великой Субботы, Похвалы, статья первая, ст. 25).], и все отдельные моменты земной жизни Спасителя представляют как бы единый и слитный акт божественной жертвы [Интересную литургическую иллюстрацию этой мысли мы имеем в том малоизвестном факте, что богослужения пред Рождеством Христовым включают в себя сознательные и преднамеренные параллели богослужению Страстной седмицы, преимущественно Великой Пятницы и Субботы, и отдельные, притом характернейшие песнопения воспроизводятся здесь лишь с необходимыми и небольшими изменениями.
Случилось это во время франко-прусской войны. Молодой Ницше был начальником санитарного отряда. Ему пришлось попасть в самый
ад перевязочных пунктов и лазаретов. Что он там испытал, об этом он и впоследствии никогда не мог рассказывать. Когда, много позже, друг его Эрвин Роде спросил его, что ему пришлось видеть на войне в качестве санитара, Ницше с
мукою и ужасом ответил...
Словно сельский поп, пугающий своих невежественных прихожан, я грозил им
адом и его дантевскими
муками литературного свойства.
Те угрозы
адом и вечными
муками, которые могли повергнуть в панику веселую и прекрасную Флоренцию, звучат крайне неубедительно в воздухе современного Рима.
Это есть также освобождение от кошмарной иллюзии вечных адских
мук, держащей человека в рабстве, преодоление ложной объективации
ада, ложного дуализма
ада и рая, который целиком принадлежит времени объективированному.
Активный дух, не отдающийся пассивно смерти, страшится не столько смерти, сколько
ада и вечных
мук.
Создание вечного рая и блаженства по соседству с вечным
адом и
муками есть одно из самых чудовищных человеческих порождений, злых порождений «добрых».
Уж если я столь многим обязан Аристотелю или Ницше, то я должен разделить их судьбу, взять на себя их
муку, должен освободить их из
ада.
Ад есть результат совершенного отделения судьбы добрых, наследующих блаженство, от судьбы злых, наследующих вечную
муку.
Если существует
ад и угрожает мне, то бескорыстная любовь к Богу для меня невозможна, то я определяюсь не стремлением к совершенству, а стремлением избежать адских
мук.
И еще более радикальная задача, чем задача воскрешения умерших, поставленная Н. Федоровым, есть задача победы над
адом, освобождение из
ада всех тех, которые испытывают «вечные» адские
муки, победа над
адом не только для себя, но и для всей твари.
И в этом царстве добра не могло бы быть цельности, была бы отравленность соседством
ада с вечными
муками злых.
«Тебе сейчас хорошо. А что будет на том свете? Шалишь, грешишь, о смерти не думаешь… Тогда пожалеешь! Неужели не выгоднее как-нибудь уж потерпеть тут, на атом свете, — всего ведь несколько десятков лет. А зато там — безотменное блаженство на веки вечные, А то вдруг там тебе —
ад! Ужаснейшие
муки, — такие, какие даже представить себе трудно, — и навеки! Только подумать: на веки вечные!.. Эх-эх-эх! Не забывай этого, Витя! Пожалеешь, да поздно будет!»
Как верно Шопенгауэр сказал: «После того как человек все страдания и
муки перенес в
ад, для рая осталась одна скука».
Прохожие, видя изящно одетого, солидного барина, удобно развалившегося на подушках шикарного экипажа, думали, вероятно: «Вот счастливец». Если бы они знали, что на душе этого счастливца и многих ему подобных, катающихся на рысаках по улицам Петербурга, целый
ад мук и тревог, они не пожелали бы ни этой одежды, ни этого экипажа злому своему лиходею.
В другом селе, при подобном случае, отец отвел пятерых детей своих в поле — это было зимою — и, несмотря на плач их, всех заморозил. «Я хоть один пойду в
ад, — говорил он, — зато вы избавитесь от
мук бироновских».
Так думал отец и гордый барон. Не раз приходило ему на мысль самовольно нарушить клятву. Никто не знал о ней, кроме старого духовника и Яна; духовник схоронил свою тайну в стенах какого-то монастыря, а в верном служителе умерла она. Но сколько барон ни был бесхарактерен, слабодушен, все-таки боялся вечных
мук. Клятва врезалась такими огненными буквами в памяти его,
ад так сильно рисовался в его совести, что он решился на исполнение ужасного обета.
Княгиня покорно переносила весь этот
ад семейного очага, эту полную невыносимость
мук жизни в золоченной клетке, но все же чувствуя свое одиночество, свою беззащитность от домашнего тирана, она искала хоть кого-нибудь, кому бы могла излить свою наболевшую душу, и нашла…